В летнем парке стоит статуя Венеры Милосской. Рядом сторож подметает аллейку. Появляется человек в большой серой кепке, с тазом и березовым веником в руках. Распаренный в бане, он хочет посидеть на скамейке, отдохнуть. Но сторож прогоняет его. Он пришел не вовремя, к тому же скамейку недавно покрасили. Но человек в большой кепке - настойчивый человек. Он пробирается в парк и садится на выкрашенную скамейку. Теперь и его костюм, и руки, и кепка - все в зеленой краске. И человек, чтобы вытереть руки, достает из таза мочалку. Но роняет мыло. Скользкий кусок, будь он трижды неладен, выскальзывает из его рук несколько раз. И несколько раз человек поднимает его, пока... пока нечаянно не задевает и не опрокидывает статую Венеры. Венера разбивается на куски. Человек пытается восстановить фигуру, но путает ее части. Как он ни пытается сложить статую, у него ничего не получается. Не получается потому, что он никогда не обращал на нее внимания, никогда не видел, какой она была до того, как разбилась на куски. Да черт с ней, с этой идиотской статуей, подумаешь, Венера Милосская! Тут, чего доброго, сторож объявится. Человек трусливо оглядывается. Он спешит скрыться. Он запутался в своих подтяжках. Он прищемил ногу. Он... Так и есть - шаги и свистки сторожа. И человек быстро находит выход - он взбирается на пьедестал и принимает позу. Чем не Венера Милосская?! Правда, в серой кепке...

"Случай в парке" - лучший номер Карандаша, и каждое движение артиста сопровождается смехом. Но артист сознательно рассчитывает на смех зрителей, хотя подтекст сценки не такой уж веселый.

А конец у номера "Случай в парке" такой: человек в кепке встал на пьедестал. Он вытаскивает полу длинной белой рубашки из брюк так, чтобы она прикрывала его ноги, и прячет под рубашку руки. "Статуя" готова. Входит сторож. Видит обломки. Поднимает взгляд на пьедестал. Немая сцена... А дальше обычная клоунская погоня со всеми атрибутами: опрокинутой скамейкой, падающими штанами. "Кепка" бежит, за ней - сторож, размахивая метлой.

Суть номера не в справедливом наказании человека в серой кепке. И тем более не в пикантной путанице частей тела статуи, вызывающей смех зрителей. Если бы это было главным, номер прожил бы не дольше пустого анекдота.

Комедийные эпизоды, которые не поднимаются выше забавного трюка, быстро надоедают, если этот трюк является целью, а не средством выражения мысли, а "Случай в парке" шел изо дня в день двадцать пять лет подряд. Этот номер - разговор клоуна о красоте и об отношении к искусству.

Венера - олицетворение красоты, символ. Статуя Венеры Милосской - прекрасное произведение искусства. И разбивает статую человек, имеющий о ней очень отдаленное представление. Он уничтожил ее в одну секунду. Но восстановить, как ни старался, не в состоянии. Он может только самого себя предложить в качестве эталона красоты.

Это номер о бережном отношении к искусству. Не каждый способен быть художником. И статую этот человек пытался собрать не потому, что ему ее жаль, а просто он боится сторожа, боится наказания. Его действиями руководит страх.

Невольно вспоминаются герои прославленных комедий - Победоносиков, Бывалов, Огурцов - временные вершители судеб в искусстве, которые кроили и перекроили все на свой лад и вкус, абсолютно ни в чем не разбираясь. Эта "кепка" тоже из того полка, и ее носителя легко представить в каком-нибудь учрежденческом кресле.

Лучшие клоунады Карандаша несут некоторую философскую нагрузку. Поэтому они долговечны. И новое поколение зрителей вкладывало в них новое содержание, хотя конкретный пустячок оставался прежним. "Случай в парке" - единственный номер, над которым клоун работал очень долго и чрезвычайно тщательно.

В цирке и раньше, еще в прошлом веке, были антре со статуями, которые оживали и тузили клоунов, если они непочтительно с ними обращались. Но это были наивные проказы XIX века, и они резко отличались от "наивности" века XX. Карандаш это четко понял.

"Чтобы уничтожить красоту, - сказал однажды Карандаш, - нужно мгновение. Чтобы ее восстановить требуются столетия". Это утверждает клоун, искусство которого предполагает нарушение привычной гармонии, предполагает линии неожиданные для эстетики. Зрители смеялись. Смеялся Карандаш. Это был номер с бесконечным количеством деталей. Это было зрелище, и неожиданные для эстетики линии оказались настолько точными, что сомневаться в их эстетике не приходилось.

Здесь уместно сказать о "графике" костюма клоуна, хотя было бы правильнее ввести такое понятие - "графика клоуна", как, скажем, существует графика художника. Они очень близки. Автор в этом убеждался не однажды. И если предположить, что случилось бы непредвиденное и вдруг главный костюм клоуна XX века, его маска была бы затеряна, то по одной графике Пикассо можно было бы с абсолютной достоверностью восстановить этот костюм, эту маску. Я говорю не о картине "Семья Арлекина", не о том, что тождественно, адекватно, не о тех рисунках, где темой является цирк. Я имею в виду сами линии, тот контур, тот колорит, те тона - ироничные, смешные, мрачные, трагикомичные или печально-радостные - то есть то, как гениальный Пикассо мыслил своих персонажей...